16:01

Улыбайтесь! Это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме. || And you know the thing about chaos? It's fair.


Не самое лучшее исполнение, но картинка благостная.

Была у меня подборочка: hekata.livejournal.com/251142.html

@темы: классика блин

23:20 

Доступ к записи ограничен

Улыбайтесь! Это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме. || And you know the thing about chaos? It's fair.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Улыбайтесь! Это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме. || And you know the thing about chaos? It's fair.
Еще одна статья Ж. Верлана.
Не могу нормально перевести название, по-русски так изящно не получится. Дословно "Нарушение правил внешнего вида"? "Мордальное преступление"? =)


Вы встретите такое в лучших семьях, быть может, и в вашей. Как правило, это сварливая пожилая тетушка с сиреневыми волосами, пахнущая лавандовым мылом. Втяните ее в разговор: «Тетя, а вы помните Генсбура?» Она не замедлит с ответом: «Не говори со мной об этом ужасном типе! Он был отвратительно уродлив! Небрит! Он был грязным и плохо пах!»
Ну, дорогая тетушка, жаль разочаровывать вас, но автор-композитор-исполнитель, покинувший нас в 1991, обладал нежной кожей, тонко пахнущей смесью табака и Van Cleef & Arpels. То есть, тетушка, ваша эпидермическая реакция совершенно обычна: она преследовала Сержа с юности и до самой смерти, и породила в нем жуткие комплексы. Он всю жизнь терпел нападки на свою внешность, самую примитивную критику из возможных.
Процитируем Мишеля Друа, автора «Figaro-Magazine», писавшего в 1979: Когда я вижу Сержа Генсбура, я чувствую себя экологом, борющимся с загрязнением, исходящим от его личности и творчества, подобно зловонному выхлопу в подземном туннеле.» Очаровательно, правда? Пятью годами раньше, Марити и Жильбер Карпентье посвятили специальный выпуск Сержу и его спутнице Джейн Биркин. Реакция прессы была страшной: «Никто в здравом уме не может любить Сержа Генсбура, пишет Nice-Matin. Он порочен, высокомерен, и поет, словно под кайфом. Нам посчастливилось увидеть его в субботу на пустыре, таким же грязным снаружи, как и внутри, изрыгающим непонятные песни.»

Предатель или мерзавец
На протяжении многих лет, в кино ему предлагали роли предателей и мерзавцев. Снова Délit de faciès. Вплоть до того дня, когда Пьер Гримбла предложил ему сыграть обольстителя в фильме «Слоган». И снова критики с цепи сорвались; в 1969 в «Canard Enchaîné» из-под пера Мишеля Дюрана выходит следующее: «Лично у меня Генсбур вызывает тошноту. Я промучился все полтора часа показа (…). Гримбла, который ни перед чем не отступает, демонстрирует его в постели, в ванне, занимающимся любовью. Поскольку я не любитель фильмов ужасов, это было невыносимо.»
Продвинемся еще дальше, в 1958 год, когда Серж опубликовывает свои первые песни, такие как «Le Poinçonneur des Lilas». Забыв о приличиях, большинство хроникеров, говорят только о его внешности. Они называют его «уродливее Жака Бреля, еще страшнее, чем Филипп Кле». Его описывают словами, которые в наше политкорректное время сочли бы шокирующими: «Ужасающее лицо… Уши торчат перпендикулярно голове, огромные веки, тощие руки.» Другой: «Высокий и тощий, в нем есть что-то дьявольское…» Или еще: «Вот Чудовище. Одет в черное. Крючковатый нос. Выпученные глаза. Лицо бледное. Огромный рот. Сатанинская улыбка.»
Генсбуру это было ни к чему. Он и без того уже много лет тащил на себе этот комплекс уродства. «В начальной школе я был скорее миленьким. Таким хорошеньким, что меня называли Жинетт. «Эй, Жинетт, как дела, Жинетт?» А потом все испортилось. Мои уши и нос стали расти. К 17-ти годам я был застенчив и уродлив. Я рано стал мизантропом… возможно потому, что другие отвергали меня. Я помню вечеринку-сюрприз – как только я пришел и сел в углу, настроение упало. Все перестали смеяться и танцевать. Я обломал кучу вечеринок, потому что все чувствовали мое присутствие и осуждение.»

Как распознать еврея
Но все еще хуже: Сержу, родившемуся в 1928, в 1942 исполняется 14 лет, в Оккупацию, когда евреев обязывают носить позорную желтую звезду. Один из его однокашников рассказывает: «Он, так сказать, был абсолютно типичным «жиденком» со своими огромными ушами, носом, и большими черными глазами…» К тому же, тогда по всему Парижу были расклеены антисемитские плакаты и карикатуры: «Как распознать еврея». К жуткому комплексу уродства добавился страх облавы и выдачи нацистам из-за его внешности!
После Освобождения, это неотвязная мысль, что он никогда не сможет соблазнять девушек, которыми он одержим, особенно по возвращении от парикмахера, с косым пробором и торчащими ушами. К тому же он безбород; чтобы казаться старше, он начинает курить как паровоз. «Тогда, -признает он, - я бы с радостью отдал десять лет жизни, чтобы быть похожим на Роберта Тэйлора.» Ныне забытый всеми, кроме киноманов, эта звезда Метро-Голдвин-Майер была для него идеалом мужской красоты: « Я долго завидовал этим красавчикам, которые пленяли буквально в момент появления.» Он мечтает о пластической операции: «Он говорил, что хотел переделать уши и нос, но у него не было денег», рассказывает один его знакомый.

После мучений юности, Сержу не составляло труда нравится женщинам. Он компенсировал физические недостатки чувством юмора и безукоризненной галантностью. Задолго до того, как стать знаменитым, когда он был всего лишь пианистом в баре, он обольщал самых красивых созданий, «несомненно, очарованных моей многообещающей аппликатурой…» В начале шестидесятых он женится на очаровательной буржуа, отчаянно ревнующей его к исполнительницам, что вертятся вокруг него. Некоторые действительно не устояли перед его обаянием, как Жюльетт Греко : « Меня ужасала глупость и злоба людей, считавших его уродом. Я всегда находила его очень красивым!»
И все-таки комплексы мучают его. Вплоть до того дня, когда он пленяет ту, что в свои тридцать лет находится в зените своей красоты – Брижит Бардо. Мы в 1967, Серж пишет для нее такие песни как «Harley Davidson» или первая версия «Je t'aime moi non plus». Свидетельство Иосифа Гинзбурга, отца Сержа: «Его обаяние срабатывало во время репетиций. В мире зрелища это давно ни для кого не секрет. Вот вам злодейский (или благодетельный, зависит от точки зрения) славянский шарм. Он сказал нам – «Я справился с комплексом урода, женщины смотрят на меня другими глазами.»»
« Меня попрекали моей мерзкой рожей вплоть до появления английских рокеров, - признается Генсбур. Потом Роллинг Стоунз выпустили свои первые альбомы – они корчили немыслимые рожи на обложках, кошмарные… Я так переживал, и вдруг моя мерзкая рожа превратилась в преимущество – отныне я представлял собой выдающуюся личность. Увидев однажды, забыть меня было уже невозможно.»

Метаморфоза
С возрастом дела пошли на лад, как он сам замечал в конце шестидесятых: «Я становлюсь интереснее… Изможденный жизнью и излишествами… Я считаю, мужчины с возрастом становятся интереснее, тогда как женщины увядают… это несправедливо, но это так.» Успех ли приукрасил его? Мишель Дрюкер убежден в этом: «Я видел метаморфозу, происходившую с Сержем: профессиональное признание и признание публики расслабляет. Он очень быстро растерял все свои комплексы, успех наконец ободрил его…»
Через шесть месяцев после романа с Бардо Серж встретил Джейн Биркин, которая поспособствовала смене его имиджа. Комплексы постепенно исчезали: «Как-то я написал: « Когда мне говорят, что я безобразен, я тихо посмеиваюсь, чтобы не разбудить тебя». Я сказал это, думая о Джейн. У меня в жизни были красивые женщины, а сейчас – самая красивая, так что те, кого смущает мое уродство, мало меня волнуют…» Он продолжал забавляться этой темой в ритме регги:

Скрытая красота уродов
Проявляется немедленно…

Всем тем, кто как ваша сварливая тетушка, возмущались, видя его по телевизору, Серж ядовито отвечал: «Люди хотят, чтобы им являлись в смокинге, в то время как они смотрят телек в тапочках, за столом, покрытым клеенкой. А я заявляюсь к ним в том виде, в котором они на меня смотрят. Телевидение дурно влияет на нас, мы не обязаны ходить в гости в черном галстуке! Единственные люди в смокингах, которых я признаю, это те, кому можно заказать еще шампанского! Никогда не забывайте великолепный афоризм Лихтенберга: Преимущество уродства перед красотой в том, что оно не исчезает со временем…»

Жиль Верлан, 2006



Джейн – Пигмалион!

Имидж Генсбура не всегда был таким, какой отпечатался в нашей памяти, всклокоченные волосы, трехдневная щетина, облако дыма. Это появилось спустя некоторое время после вторжения в его жизнь неотразимой Джейн Биркин: не довольствуясь ролью музы, она стала его Пигмалионом!

Джейн: «Пигмалион? Не преувеличивайте… Во всяком случае я с фотографической точностью помню нашу первую встречу в мае 1968: это было у родителей Сержа. Он был в окружении всех этих постеров с Бардо, он как раз давал интервью и поставил на полную громкость версию «Je t'aime moi non plus», записанную с Брижит. На нем была сиреневая рубашка и он вел себя как денди. Он вмглядел скорее англичанином, чем французом! Я еще подумала «Что же это за позёр такой?!» На самом деле, я была совершенно покорена! Когда мы стали вместе бывать на людях, журналисты писали глупости вроде «Красавицы и Чудовища», они не понимал, как можно любить такого урода. Я всегда считала его очень красивым, мне нравилась его манера улыбаться одними глазами, ему не обязательно было изображать гримасу губами. Его облик изменился, когда он записывал «Histoire de Melody Nelson», в то время, когда мы жили то в Лондоне, который он обожал, то в Париже. Он нашел свою тесноватую, на самом деле женскую, куртку на Кингс Роуд. Он начал носить джинсы, которые обтрепывались, потому что он отрезал ножницами подшитый край. Ну и я, наверное, немного повлияла – я купила ему первую пару Репетто на распродаже. Он терпеть не мог ходить, он искал очень мягкие ботинки, как перчатки, которые можно было бы носить без носков. Он ненавидел нижнее белье, он говорил, что это компресс… Я уговорила его отпустить волосы. То же с его щетиной, мне нравятся небритые мужчины, о них хочется заботиться… И еще я подумала, что это очень красиво подчеркнет его скулы. Это выделило его русскую или татарскую сторону… Когда он был выбрит, я считала, что он слишком гладкий, он был похож на Оскара Уайльда, которого я не очень люблю. А теперь все мужчины ходят с трехдневной щетиной… Мне нравится этот небрежный вид, я терпеть не могу тех, кто уделяет слишком много внимания своей внешности. К тому же, для него это было что-то вроде компенсации за то, что у него не росла борода до 25 лет. Это из-за его немного восточных корней, у него почти не было растительности на теле, мне это кажется очень утонченным! Тогда мне нравилось надевать на его белые безволосые запястья старинные русские женские украшения, он носил на шее бриллиант, потом сапфир. В нем было столько врожденной изысканности!
В армии он страшно комплексовал из-за того, что ему не нужно было бриться, как и я, из-за того, что у меня плоская грудь, когда была в пансионе и девочки издевались надо мной!
И не надо забывать, что он был ужасным пройдохой… Девушки выходили с красивыми парнями… А возвращались с Сержем!

Recueilli par G.V.


Выжато из основного дневника.

@темы: Serge Gainsbourg

Улыбайтесь! Это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме. || And you know the thing about chaos? It's fair.
Отчего-то раньше не потрудилась найти сайт Жиля Верлана, пожалуй, единственного биографа Сержа Генсбура, которому можно и нужно доверять, спасибо за ссылку.
Кому-нибудь этот текст, возможно, будет интересен, для кого-то прояснит какие-то мелочи... не знаю, зачем я корячусь с переводами.

Это одна из его статей, написанная для "Gala"



Не самый незаметный из его парадоксов – автор чувственной и полной любовных вздохов «Je t'aime moi non plus», завоевавшей мир в 69 (année érotique), в личной жизни был настоящим недотрогой. Например, ни Джейн, ни Бамбу не помнят, чтобы он расхаживал голым по своему особнячку на улице Вернёй. Девочки, Кейт Берри (первая дочь Джейн, воспитанная Сержем) и Шарлотта посмеивались над ним – «Ну папа! Почему ты никогда не показываешься нагишом?» Еще веселее – когда Серж голым проходил перед зеркалом, он прикрывал причинное место. И это он, тот, кто безудержно рисовался на публике, не стесняясь превращать личную жизнь в неотъемлемую часть своего творчества…

Небольшое путешествие во времени – попробуем представить себе повседневную жизнь Сержа, Джейн и девочек в семидесятые годы. Скажем, в 76, когда выходит его первая режиссерская работа, также названная «Je t'aime moi non plus», и когда он бросается в написание одного из своих шедевров, альбома «L'homme à tête de chou». Шарлотте 5 лет, Кейт – 8. Серж и Джейн много бывают на людях. Каждую ночь, до рассвета – по кабакам. «Мы возвращались, когда убирают мусор, рассказывает Биркин. Целовали детей перед уходом в школу с няней, и шли спать до 14 часов». По возвращении девочек, Серж развлекал их, корча жуткие рожи. Изображая привидение, он прыгал с простыней на голове и фонариком под подбородком. В другой раз, он пришел паясничать к ним в комнату, с гитарой и аккордеоном, чтобы им было не обидно оставаться дома, потому что у них были вши. Но чтобы соседи не узнали, он настоял, чтобы Джейн поехала за специальным шампунем в аптеку подальше!

Красота во всем
Эстетически он был очень требователен, особенно к Кейт – старшая должна быть примером. Однажды она пришла с дешевыми колечками из киндер-сюрприза на пальцах. Он сорвал их и выбросил в помойку, сказав – «И речи быть не может, это уродство!» Очень педантичный в вопросах этикета, он внимательно следил за их поведением за столом, за их манерой одеваться. «В самом деле, он требовал красоты во всем, по образу своего дома-музея, где ничто не резало глаз», признается Кейт Берри.
А еще была эта трогательно безобразная бультерьерша Нана, которую Серж обожал и брал с собой на прогулки в Сен-Жермне-де-Пре. Иногда он едва не нарывался на оскорбления вроде «Ого! Видал эту псину? Свинья свиньей!» Когда она умерла в июле 1978, Серж выплакал все глаза и заснул на собачьей подушке…



Любовь, бросающаяся в глаза
Серж отвергал мысль о счастье. Он говорил «Я неспособен написать оптимистичную, счастливую песню, песню о любви. Я не нахожу слов, мне нечего сказать о счастье, я не знаю, что это такое. Оно невыразимо. Это как если бы вы направили объектив фотоаппарата на абсолютно синее небо. На пленке не будет ничего. Но если вы фотографируете грозовое небо, черно-серые тучи, это получается здорово». Тем не менее, он не сомневается, что провел с Джейн десять удивительных лет, «никогда не скатываясь в повседневную рутину, убивающую отношения, они всегда умели удивить и доставить друг другу удовольствие», как описывает это Шарлотта. Джейн и Серж любили друг друга превыше всего, их любовь была огромна и бросалась в глаза, «Невозможно описать счастье, рассказывает Эндрю Биркин, брат Джейн, но жизнь с Сержем была необыкновенна – моя сестра и он были счастливы, но не в обывательском смысле слова».
К тому же Генсбур и Биркин были верны друг другу – в кровосмесительной вселенной шоубизнеса их верность обращала на себя внимание. Серж противопоставлял себя той свободе нравов, одним из символов которой были они с Джейн. Он признавался в ностальгии по викторианской морали, которая, конечно, вернула бы греху его вкус и смысл… Случайно ли он заставил Джейн петь: Роскошное белье/Стыдливость чувств/Оскорбительно испачканные/Кроваво-красным?

Пигмалион
Будучи галантным с женщинами, он считал себя человеком другого века – в противоположность Генсбарру, способному отпускать сальные шуточки по телевизору, или даже публично обозвать шлюхой ту певичку, оказавшуюся слишком вульгарной на его вкус, в частной жизни Генсбур ведет себя как внимательнейший из мужчин. Брижит Бардо, которая пережила с ним несколько недель безумной страсти в конце 1967 года, признает в «Initiales B.B.», первом томе своей автобиографии: «Это была безумная любовь, та любовь, о которой мечтают, любовь, которая останется в нашей памяти и в чужих воспоминаниях. И сегодня говоря о Генсбуре, его ассоциируют с Бардо, несмотря на всех женщин, отметившихся в его жизни, и всех мужчин, с которыми я разделила свою. С того дня, с той ночи, с того мгновенья ни один другой мужчина не значил для меня ничего. Он был моей любовью, он заставил меня прозреть, он делал меня прекрасной, я была его музой.»
С Джейн он еще больше вошел в роль Пигмалиона – их любовь вдохновила его на создание великих альбомов, таких как «Мелоди Нельсон», но он непрестанно помогал реализовывать себя женщине своей жизни, одну за другой создавая для нее песни, забавные («Di Doo Dah»), ностальгические («Ballade de Johnny Jane»), попсовые («Ex-fan des sixties»), или совершенно депрессивные («Fuir le bonheur de peur qu'il ne se sauve»).

Разрыв
И все же однажды Джейн ушла, прихватив с собой дочерей. Мы с вами находимся в конце лета 1980 года, режиссер Жак Дуайон, снимавший с ней «Блудную дочь», сумел ее соблазнить. И вот ночные кутежи резко теряют свое очарование: «Действительно, в конце концов все пошло по кругу, констатирует Кейт Берри, каждый вечер тот же Элизе-Матиньон, та же публика, то же ночное сборище придурков. Джейн словно задыхалась, участвуя в этом саморазрушении. Он не отдавал себе отчета, что мама больше так не могла, это больше была не совместная жизнь, это был уже монолог.» Серж, буквально толкнувший свою спутницу в объятия соперника, слишком поздно понял, что натворил. Он погружается в уныние: «Джейн ушла по моей вине, я злоупотреблял ей, колотил ее. Мне не нравилось, когда она меня ругала – на две секунды больше и - бах… она натерпелась со мной, а потом это стало постоянной проблемой…» История их любви продолжилась написанными для нее начиная с 1983 года альбомами и «Baby Alone In Babylone». Между тем, Серж встретил Бамбу, свою новую невесту. Связь страстная и разрушительная, состоящая из страшных скандалов и надламывающей нежности. В первое время она просовывала ему под дверь любовные записки вроде «Моему милому папочке, которого я всегда буду любить», которые она подписывала отпечатком губной помады. Очаровательно – он покорен…

Элегантность и разруха
Достаточно было одной песни («Ecce Homo» из альбома «Mauvaises nouvelles des étoiles», 1981), чтобы определить Мистера Хайда в этом новом Докторе Джекилле – Ну да, это я, Генсбарр/Меня можно случайно найти/В ночных клубах и барах/Американских, нефигово. Но за этим двойником, пропитым, небрежно одетым, три дня небритым, скрывался денди, заботящийся о своем внешнем виде, каким бы плачевным ни было его физическое или психическое состояние. В интервью, опубликованном в «Vogue» в ноябре 1994 года, Бамбу тщательно описала детали его одежды: «на ногах он носил Репетто, белые, или черные со смокингом. Белые без носков, черные с черными носками. Никакого нижнего белья, он не любил «компрессы», как он говорил. Часы Ролекс или, поменьше, Картье. На пальцах обручальные кольца от Джейн, от Бардо и пять платиновых, что я ему подарила. Браслет с бриллиантами и сапфирами. На шее сапфировое сердечко. Два десятка джинсов, обрезанных ножницами, неподшитых. Рубашки хаки, рубашка Ли Купер, белые рубашки, футболки. (…) Мыло Герлен. Духи Van Cleef & Arpels. (...) панковская куртка с блошиного рынка Портобелло. Смокинг Сен-Лоран, джинсовая байкерская куртка, которую я ему подарила, и еще одна, из змеиной кожи».
На сцене, в "Казино де Пари" в 1985, или в "Зените" в 1988, «фанковый дедушка» зачаровывает молодую публику сценической игрой, по меньшей мере, минималистичной: «Смотря его концерты, - признается Изабель Аджани – я вдруг поняла, до какой степени он попал в эмоциональную ауру Мерилин Монро: мне казалось, сейчас он начнет посылать воздушные поцелуи с кончиков пальцев, а распахнутая рубашка превратится в декольте, он представал перед публикой во всей этой потрясающей эротической ауре. Как и Монро, он при жизни стал легендой…»

Серж и его мама
О своем отце, скончавшемся в 1971 году, Серж томительно повторял, что «потерял друга», которого, несомненно, никогда не знал. Зато с Ольгой, его мамой, у него была безумная любовь до самого конца – как предупредительный сын, он он удваивает знаки внимания, навещает ее каждое воскресенье, принося подарки, цветы, бутылочки водки, платки. Ольга донимает его в лучших традициях хорошей еврейской мамы – высказывает ему свое мнение обо всем, если накануне он появился на телевидении расхристанным, она не преминет указать «Почему ты ходишь в дырявой рубашке, это нехорошо!» Серж в сотый раз объясняет ей, что это часть его образа. В сотый раз она подтрунивает над ним, и напевает с русским акцентом – «Я никогда не пойму, почему ты не переделал себе уши!»
После смерти мамы весной 1985 года, он так и не смог снова зайти в квартиру на авеню Бюжо, где она жила с Жаклин, старшей сестрой Сержа. Еще один удар судьбы для него, и он еще больше замыкается в своем одиночестве, даже несмотря на то, что Бамбу ждет от него ребенка, маленького «Лулу», который родится в январе 1986 (сейчас это пятнадцатилетний парень, который очень хорошо играет на пианино, как папа…(статья написана в 2001)). Не может быть и речи о том, чтобы возиться с младенцем на улице Вернёй – Серж дарит Бамбу домик в 13-м округе. «Одиночество – мое естественное состояние, - заявлял он уже в 60-е годы. Оно мне нравится. Это как чудесный врожденный дар. Мне не нужны усилия, чтобы жить одному, я не создан для жизни в стае.»

Живое национальное достояние
И вот так тот, кого в Японии называли «живым национальным достоянием», в конце 80-х запирается в своей башне из слоновой кости. Он знает, что болен, но он и не ждет ничего больше от жизни, от той жизни, что подарила ему все – прекраснейших женщин, успех, богатство. Только новые проекты способны отвлечь его от суицидальной перспективы – ему нужен постоянный вызов, новый альбом для Джейн, песни для Ванессы Паради, даже нелепые слова для Жоэль Урсул, выступающей на Евровидении, что угодно, лишь бы занять себя.
Он вырывается из своей тоски только чтобы заняться своей дочерью Шарлоттой – когда она проводит уикенд на улице Вернёй, он изображает шеф-повара – как будто варит борщ, или горох, все это заказано в ресторане, внося в это небольшой личный вклад – травки, щепотку специй, каплю оливкового масла. Шарлотта на седьмом небе, когда он водит ее в рестораны, выбирая всегда самые лучшие, чтобы получился праздник, чтобы все удалось, чтобы его дочь не была разочарована.
Но дома его мания приобретает безумные размеры. Его приятели, шпики из комиссариата на улице Бак, навещающие его иногда после службы, в его черном ларце, где он живет, окруженный своими воспоминаниями, потихоньку забавляются, передвигая какую-нибудь безделушку едва ли на пару сантиметров. Он тотчас замечает это и ставит вещицу на место. «От него исходила ужасная печаль, - говорит его друг Бертран Блие. Должно быть, это была его склонность к страданию, как и у многих артистов, но это впечатляло. Он зафиксировал пространство и время, все было расставлено в идеальном порядке, ничего нельзя было сдвинуть с места… Это было выражением его души. Когда что-то оказывается в конечной точке, надо переезжать. Он остался… Визит к нему не был похож на глоток воздуха, это был не курорт, его атмосфера давила…» Согласно Джейн, эта маниакальность была прямым следствием одиночества, в котором он замкнулся – «Он не слишком любопытен, он не ходит в театр, в кино, он не читает, он замкнулся на себе»… Он отказывается от приглашений на ужин, сам готовит себе, и смотрит телевизор. Без досады и горечи, самый популярный во Франции человек позволяет своему дому захлопнуться над собой, словно ловушке.
2 марта 1991 года около 15:30, Серж Генсбур умирает у себя дома один. Накануне, в день рождения Бамбу, он ходил в ресторан с Шарлоттой. Возможно, он поднялся в спальню, чтобы поспать днем. Он сел на край кровати и откинулся назад. Без боли и крика. В тот день, как и его герой Борис Виан, 41 год назад, он забыл принять таблетку от сердца.

Жиль Верлан, 2001



В качестве оформления:
Тьерри Ардиссон: Как часто ты принимаешь душ или ванну?
Серж Генсбур: У меня нет душа и я не люблю ванну.
Т.А.: Как часто?
С.Г.: купаюсь раз в три месяца. Ванна, это для Джейн и детей.
Т.А.: Значит, ты моешься в раковине?
С.Г.: Ноги в биде, задницу в биде, а в раковину я писаю!
Т.А.: Это ради своего образа ты так усиленно изображаешь грязнулю?
С.Г.: Но я не грязный! Я чист, бля! Я чист!

(extrait de "Descente de police chez Serge Gainsbourg", par Thierry Ardisson et Jean-Luc Maître, publié dans Rock&Folk en 1980)


Выжато из основного дневника.

@темы: Serge Gainsbourg

Улыбайтесь! Это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме. || And you know the thing about chaos? It's fair.
вот как-то вывесила одну песню с переводом, другую - и поехало, за полгода накопилось подстрочников и всякого,
сделаю-ка оглавление:
Serge Gainsbourg
Histoire De Melody Nelson - 1971 (album)
Rock Around the Bunker - 1975 (album)
L'Homme À Tête De Chou - 1976 (album)

Des laids des laids (Aux armes et cætera - 1979), Les filles n'ont aucun degout (Trio avec Sylvie Vartan et Jane Birkin),
Chanson de Maglia (L'Étonnant Serge Gainsbourg - 1961), Laissez-moi tranquille (1961?)

Initials BB (Initials BB - 1968)</
Docteur Jekyll et monsieur Hyde (Initials BB - 1968)</
Ecce homo (Mauvaises Nouvelles des étoiles - 1981)
Un poison violent, c'est ça l'amour (BOF Anna - 1967)
Chatterton (Initials BB - 1968)
No comment (Love On The Beat - 1984)</
Hmm hmm hmm (Love On The Beat - 1984)
I'm the boy (Love On The Beat - 1984)
En relisant ta lettre (L'Étonnant Serge Gainsbourg - 1961), Sorry angel (Love On The Beat - 1984)</
Les femmes c'est du chinois (L'Étonnant Serge Gainsbourg - 1961)
My lady héroïne (1977)
La fautive (1980)
Dieu fumeur de havanes (1980)

L'anamour
Comme un boomerang (1975)
Les petits papiers (1965)
L'alcool (Du chant à la une ! - 1958), Intoxicated man (Serge Gainsbourg N° 4 - 1962), Boris Vian - Je bois

Gainsbourg etc.
20 версий Мрачного Воскресенья
4 версии Mon légionnaire

Et cætera
Boris Vian — Jacques Higelin — Huit jours en Italie
Boris Vian - J'suis snob
Renaud Sechan - Docteur Renaud Mister Renard
Lynda Lemay - La visite, Alphonse
Philippe Katerine - Je vous emmerde, Mort à la poèsie, Louxor j'adore
Hugues Aufray & Tri Yann - Y'a quatre marins, Santiano
7 штук Tri Martolod
3 версии Plaisir d'amour

(Чужие переводы всегда отмечаю реверансомЪ)

И, чтобы окончательно потешить свое эго,
Перевод статьи о Мелоди Нельсон и чуть о масках
И - пьяная поминальная телега по Сержу